В книге «Семейная реликвия: как eBay и я обставили свой дом в Нантакете» , автор Шерри Лефевр делится своими двумя взаимосвязанными навязчивыми идеями: eBay и стремлением создать дом для отдыха, который выглядит и ощущается как семейная реликвия. Когда Лефевр получает завещание, которое позволяет ей купить ветхую дачу, она не может дождаться, чтобы нажать на eBay. Два месяца спустя она появляется с домом, полностью обставленным сокровищами других людей. В приведенном ниже отрывке она рассказывает о том, как ее летние годы в Нантакете помогли ей развить личную эстетику (желая всего, что имеют люди со старыми, унаследованными домами).
С 1963 по 1966 год моим родителям удалось открыть ворота в мир дворянства Филадельфии, хотя и ненадолго. Они арендовали дом для отпуска под названием Розмари в маленькой деревне Сконсет на острове Нантакет. Это было за несколько десятилетий до того, как «сверхбогатые» приняли бы за туманный, ветреный, бриарский участок острова за Французскую Ривьеру.
Для одиннадцатилетнего подростка на велосипеде перспективы острова, его высокие обрывы, его холмистая местность, его серые, покрытые галькой дома с прогулками вдовы подтвердили мое чувство, что художественная литература более актуальна, чем повседневная жизнь. Все вокруг меня было местом для моего летнего списка для чтения: Томас Харди, сестры Бронте, Стивенсон, Мелвилл, Скотт (канон для подготовительных школ, еще не перешедших за пределы девятнадцатого века). Я никогда не был в таком месте, где историю так легко представить, и поэтому я провел лето, счастливо представляя ее, в блаженном уединении, которое дарил небесно-голубой Швинн.
Мои два старших брата преодолели большую пропасть к тому времени, когда мы отдыхали в Нантакете. Они были подростками, встречались и пили, предпочитая равные возможности на более популярных пляжах нашим семейным пляжным прогулкам. У нас не было ничего общего.
За исключением, оказывается, нашей любви к Розмари.
Розмари был домом из белой вагонки начала девятнадцатого века, к которому в конце викторианской эпохи была добавлена башня. Она сидела на главной улице деревни Сконсет, сзади от дороги, на достаточно большом месте, чтобы вместить «секретный сад», окруженный живой изгородью высотой двадцать футов, входная арка которой была настолько заросла, что нам потребовалось несколько недель, чтобы откройте это. Ее интерьер был частью.
С одной стороны вестибюля была длинная гостиная с огромным диваном из конского волоса (Sheraton), обитым глубоким бархатом розового цвета. Рядом с ним находился игровой стол из красного дерева, на котором стояла лампа с матовым оттенком урагана, окруженная большими свисающими кристаллами (вероятно, American Brilliant). По другую сторону вестибюля находился кабинет, обтянутый дамасской стеной. Из его письменного стола (с оливково-зелеными вставками из кожи) открывался вид на главную улицу. Три другие стены были выровнены в книжных шкафах, каждая со стеклянными дверями и замками для ключей. Каждая книга, которую мне когда-либо назначили, была на этих полках или в книжных шкафах на лестничной площадке наверху или на полках в задней «швейной» комнате.
Кухня и подсобное помещение были ветхими местами, которые консольно отходили от задней части дома с заметной небрежностью, особенно с учетом того, какими стали святыни для мрамора и гранита, которыми стали наши кухни. Тонкие занавески в цветочек, а не двери, спрятали трубы под раковиной, веники и совок в шкафу. Блюда, чашки, кастрюли, сковородки - все они были сложены на открытых полках, а столешница рядом с раковиной была из дерева, потрескавшейся и запятнанной годами водянистого использования, как известняковая скала в каньоне.
На втором этаже моя комната находилась под карнизом на крыше, из-за которого обтянутые цветами обои спускались по моей кровати, словно палатка. У него были две железные кровати, окрашенные в белый цвет, со скромными украшениями и приятной внутренней аркой. Деревянные полы, окрашенные в светло-голубой цвет, имели бледно-сине-белые тряпичные коврики, которые сверкали, как ранняя форма валика. Постельные принадлежности были также белыми, с синими и розовыми узорами "попкорн" из хлопкового синели. Между кроватями и двумя окнами комнаты стоял высокий темный комод. На этом сундуке были вещи, которые я никогда раньше не видел - фарфоровый поднос для парных заколок, ленты для волос и, вероятно, флаконы для духов.
По сегодняшним меркам в Розмари не было ничего особенного. Ее восточные ковры и бархатная обивка не учитывали песчаных ног и купальников. Ее темные оттенки не пытались отразить свет и создать воздушность. Но в ее существенном потустороннем мире Розмари была идеальным летним убежищем. Мы были 390 миль и 150 лет от дома. Мы были в доме, где более столетия жизни оставили свои следы, свои укрытия, свои клочки игры (мрамор, рисунки)., , достаточно доказательств, чтобы побудить наше воображение.
Розмарин не был уникальным в своей анахроничной обстановке. Большая часть летней домашней обстановки острова оценила бы линию брака на Antiques Roadshow - старая, но не породистая. В «Sconset», вероятно, было достаточно тарелок Blue Willow или Indian Tree, чтобы сделать набор, но не в одном доме. В восточных коврах не было ворса, а в покрывалах Hobnail - Hobnails. Оставляя в стороне тот факт, что вы, несомненно, можете найти полные наборы медальона «Кантон Роуз» в домах в стиле ньюпорт, последовательность изношенного и несоответствующего стиля, от Адирондаков до Северо-восточной гавани, от Великих озер до мыса и островов, предполагает, что это один из тех культурных явлений, что идеология замаскирована под прагматизм.
Разве владельцы пляжных домов не могли позволить себе комплекты фарфора до 1970-х годов? Ну да. Но с точки зрения того, что многие люди предусмотрели в бюджете на расходы на дачу, ответ был отрицательный. Как позиция, она упала намного ниже уровня круглогодичного проживания, платы за обучение в школах-интернатах и колледжах и целевых взносов.
Другими словами, не мог позволить себе, действительно не должен был позволить.
Таким образом, стало предметом гордости выставлять напоказ девальвацию обслуживания летнего дома. Во время нашего первого лета на острове в 1960-х годах клуб, в котором мы участвовали, устроил музыкальный ревю, в котором почти все потеряли свои бродвейские фантазии. В эти ряды входили два величайших «дамы» деревни. Они были домовладельцами, а не арендаторами, как мы, и у них был «не задумываясь» подход к репетициям, чтобы доказать это. Но их старые, трогательные голоса так прекрасно дополняли их птичий облик, что их дуэт «Мой дом старше твоего дома» стал одним из тех театральных моментов, когда вечная правда и человеческая история, кажется, расходятся, как в затмении. «Дом», чьи деревянные полы и постбалочная конструкция хорошо послужили цели, прогремел, когда они ругались.
Мне всегда было ясно, что способ, которым Nantucket WASPS избегает материальных «улучшений», был гораздо больше радости, чем серьезности. Это не были пуритане, осуждающие тщеславие кружевных воротничков. Достаточно только увидеть, как мерцание в глазах старика вспомнило о стропилах, садовых шлангах и лестницах его летнего дома в детстве, чтобы понять, что в пасторальной простоте, воплощенной в этих беседках, было много радости. Верный своему названию, дом отдыха предлагал блаженную отсрочку от норм круглогодичного проживания - отпуск от развлечений, которые требовали формального фарфора, мебели, которая требовала правильной осанки, и стандартов обслуживания, которые требовали бдительности.
В то время как эта гордость за то, что он «черноват» в отпуске, была широко распространена в Америке, по крайней мере, с конца девятнадцатого века до середины столетия моего детства, Нантакет, безусловно, мог претендовать на одно из самых очаровательных проявлений этого. К концу девятнадцатого века, когда туризм стал заменять китобойный промысел в качестве основной экономики Нантакета, популярными летними коттеджами стали скопления рыболовных хижин семнадцатого века, такие же маленькие, как садовые навесы, такие же деформированные, как спинки старых лошадей.
Древняя родословная этих домов делала их первоклассной недвижимостью. В 1960-х годах юристы, врачи и банкиры наклонили головы, чтобы войти в свою 12-футовую квадратную «Великую комнату», ведущую с одного конца к 9-футовой на 22-футовой пристройке, которая обычно содержала две спальни. Если вы шли по извилистой дороге, которая периодически разделяла группы коттеджей, вы были в двух футах от подушки, прислонившейся к окну. Складские помещения были такими, какими они были - или не были - даже на окнах стояли полки, на которых можно было разглядеть гордую коллекцию кружек «Рокингем», стаканы с желе, стеклянные вазы с молоком, трубы для бриаров, медные подсвечники, запасенные для перебоев. Почти за сто лет до моего лета в Сконсете комиссар окружного суда США по имени Ансель Джадд Нортруп написал веселый рассказ о лете, когда его семья из семи человек втиснулась в один из этих коттеджей: «Коттедж, маленький одноэтажный дом с низкими потолками и странными маленькими комнатами, односторонними и странными во всех деталях, внутренних и внешних, были полны, как пчелиный улей, и были намного шумнее. Это было чудо, как мы все вошли в него, и обернулись, когда однажды в этом ... "
Позже я узнал происхождение этого кластера домов, прочитав работы девелопера XIX века, журналиста, юриста, стенографиста и владельца виноградника по имени Эдвард Андерхилл. Он был настолько очарован их очарованием, когда отдыхал на острове в начале 1880-х годов, что написал книгу о них. И затем он построил тридцать шесть копий из них. Я также обнаружил, что он был первым апостолом в культе изодранных и изношенных. Но вы должны действительно услышать всю его историю, с самого начала., , ,
Выдержка с разрешения Heirloom House: как eBay и я украсили и обустроили свой дом в Нантакете от Sherry Lefevre, опубликовано Skyhorse Publishing, Inc.
